Беседа лингвиста Ирины Левонтиной и филолога Гасана Гусейнова о современном русском языке, его трансформации и об отношении людей к нарушениям норм речи, состоялась 6 сентября 2013 года в Культурном центре ЗИЛ.
Часть 1. Норма и избирательность
Ирина Левонтина в своей лекции «Норма и избирательность» рассказывает о том, как по-разному люди относятся к речи и воспринимают слова, как меняются языковые нормы, что делать с нарушениями, укоренившимися в обыденной речи, и почему такие слова, как «сосуля», «кушать» или уменьшительно-ласкательные формы раздражают.
Ирина Борисовна Левонтина — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, лексикограф, судебный эксперт, автор множества статей и лекций о русском языке, постоянная ведущая колонки в газете «Троицкий вариант — Наука». Книга Ирины Левонтиной «Русский со словарём» вошла в короткий список премии «Просветитель» за 2013 год.
Часть 2. Норма и личность
В лекции «Норма и личность» Гасан Гусейнов рассказывает о том, как язык ведет себя в качестве идеального места встречи личности и нормы, почему один человек может почувствовать себя задетым нарушением привычной речевой нормы, а другой только такие нарушения и ценит? Эти и другие смежные вопросы все чаще ставятся именно в наше время — время медийно-коммуникационной революции.
Гасан Чингизович Гусейнов — доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ; преподаёт также в Базельском университете (Швейцария). Ученик А. Ф. Лосева и А. А. Тахо-Годи. Автор нескольких книг и более ста статей по классической филологии и истории культуры, современной политике и литературе.
Вдумайтесь: двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят… В этом ряду сорок стоит особняком. Как и сорок, числительное девяносто образуется не по правилам (два+дцать, три+дцать, пять+десять и т. д.). Как же они возникли?
В самом общем виде любовь представляет собой чувство и отношение человека к некоторому объекту. Но это чувство может иметь по крайней мере три основных разновидности: 1) сексуальное гендерное чувство (любовь к представителю противоположного пола), 2) чувство привязанности, близости, заботы (любовь к детям, родителям, к родному краю, к природе), 3) предпочтение того, что нравится, приятно, доставляет удовольствие (любить или не любить кого, что, любить или не любить что-либо делать и т. п.); за пределами этого остается любовь к Богу, которая не подпадает ни под одну разновидность. Кроме того, через понятие любви выражаются (обозначаются) сами участники «ситуации любви», т. е. субъект, испытывающий чувство любви (например, любящий, любитель) и объект этого чувства (возлюбленный, любимый, милый и т. п.), а также способы проявления этого чувства (например, целовать, ласкать) и другие действия, для которых, наоборот, любовь оказывается способом, инструментом (например, любоваться — т. е. ‘смотреть с любовью’).
Сколько языков на земле, как они устроены; как и по каким законам изменяются; почему одни из них — родственные, а другие нет; чем именно отличается русский язык от английского и других языков, а китайский от японского; зачем глаголу наклонение и вид, а существительному падежи? На эти и другие вопросы дает ответы современная лингвистика, с которой популярно и увлекательно знакомит читателя автор книги - Владимир Александрович Плунгян, известный лингвист, член-корреспондент РАН.
Наверняка вы не раз слышали, что слова «нету» нету! Эту глупость любят повторять очень многие учителя русского языка и просто доморощенные «граммар-наци». Но слово «нету» никогда не выходило за рамки литературного языка. В советское время оно считалось разговорным, хотя сейчас это тоже уже некорректно — вы увидите и услышите много официальных текстов и выступлений учёных, где используется слово «нету». А уж совсем нелепо выглядят нападки на это слово, если знать его историю — именно «нет» происходит от «нету», а не наоборот. Также вы узнаете, зачем нам вообще нужно много слов-отрицаний: «нет», «не-а», «нету», «нетути», «нетушки» и др. и как таким же образом постоянно появляются новые отрицания и в других языках.
Слова «ихний», «евоный», «ейный» существуют в других славянских языках. В русском они встречаются с XVI века. Они заполняют собой «дыру» в грамматике — притяжательные местоимения 3-его лица (мой, твой, наш, ваш, ...?), которых исторически не существовало. «Ихний» имело все шансы стать нейтральным и литературным. Его использовали в авторской речи такие люди, как Достоевский, Кропоткин, Менделеев и др. Но практика тотального урегулирования русского языка, которая царила в годы советской власти, выкинула это слово на языковую обочину и заставило нас поверить, будто бы оно «разговорное» или даже «просторечное» и «областное». Это не значит, что его нужно всем начать использовать. Всё же у нас есть только тот язык, который есть. Что-то искусственно менять в языке глупо. Однако точно стоит спокойнее относиться к тому, когда кто-то другой говорит «ихний».
Пожалуй, спор «как правильно: звóнит или звони́т?» является наиболее частым спором о «правильном» русском языке. Высоколобые знатоки словесности не устают твердить: образованный человек, дескать, может сказать только «звони́т»; «звóнить» же может только безграмотная деревенщина. Конечно, какова бы ни была история любого речевого нюанса, она не обязывает вас говорить так или иначе сейчас, в XXI веке. Но что более неграмотно: как-то по-особому ставить ударение или нести чушь о русском языке по незнанию, я убедительно отвечу — второе. Из видео вы узнаете, что «звóнит» говорили образованнейшие представители ещё Серебряного века русской литературы (нач. XX в.). А тот процесс, который и привёл к перемене ударения, начался в русском языке не менее 400 лет назад.
От окружающих мы часто слышим такие, казалось бы, нелогичные формы как «более лучше» или «самый ближайший». Мы думаем: и зачем это нагромождение? — ведь «более лучше» = «лучше», «самый ближайший» = «ближайший». И некоторые исходя из этого клеймят такие формы как «неправильные». Но ах! Если бы язык работал по строгим логичным схемам ... всё было бы совсем иначе. Как обычно, попытаемся разобраться, а почему же так говорят — ведь говорят же!
Всем, кто ревностно отстаивает слово «кофе» в мужском роде, следует ознакомиться с историей этого слова. Оно вошло в язык в XVII веке... и сразу в среднем роде. С петровских времён в русском языке конкурировали с десяток разных вариантов: коф, кофь, кофе, кофей, кофий, кохвий, кафе и прч. Средний род слова «кофе» отнюдь не появился в «безграмотной речи» в последние пару десятилетий. Он не уходил из языка никогда, в т.ч. и из литературных текстов за авторством образованных людей.
До реформы орфографии 1918 года на конце слов после согласных зачем-то всегда писали Ъ. На кой вообще ер этот был нужен? Большинство думает, что-де твёрдый знак обозначал твёрдость, в то время как мягкий закономерно — мягкость. Но на самом же деле всё совсем не так! На разных ступенях истории отечественного письма Ъ надобился для разных целей. Каких же? — узнаете из этого видео.
Купил бы я у кирзиз пять килограмм помидор? Или всё же у киргизов столько килограммов помидоров лучше не брать? Как это так: рота солдатов-румынов осталась без сапогов и кальсонов? Или у солдат-румын всё в порядке, им сапог и кальсон хватает? Разберём один любопытный эпизод из истории русского языка, из-за которого у нас теперь есть так много дублетных форм окончания р.п. мн.ч.