Понятие «различие» кажется очень общим, но его нужно сразу конкретизировать, чтобы понимать, о чем идет речь в некоторых разделах современной философии, где, к примеру, говорится о философии различия. А в общем различие становится таким важным концептом, который несколько переформатирует фундаментальные эпистемологические установки.

Чтобы сразу уточнить, в каком значении понятие «различие» призвано быть противопоставленным понятию сущности, нужно вслед за некоторыми философами пересмотреть те фундаментальные смысловые позиции, которые были долгое время базовыми для всей философской мысли. К примеру, классическое разделение на бытие и небытие в философии, или классическое разделение на познаваемое и непознаваемое, или структура самого закона тождества (позднее скажу, в каком смысле о нем будет идти речь). Как правило, речь шла о том, что самым важным и начальным фундаментальным понятием является некое единое, некая сущность, к примеру бытие. Как мы знаем, философия Парменида начинается с этого важнейшего разделения. Он говорит: «Бытие есть, небытия нет».

В новоевропейский период, когда вообще появляется важность риторики ограничения того, что в принципе может быть познано, а что в принципе познано быть не может, появляются различные версии разделения на познаваемое и непознаваемое, но тоже речь идет о том, что важнейшим понятием будет понятие истинного. Если мы посмотрим, как строится вся классическая метафизика, то там всегда называется центральное, главное понятие, которое является фундаментальной категорией и из которого вытекают все последующие.

Логика той философии, которая попытается сделать различие главенствующим концептом, обращает внимание на то, что во всех подобных разделениях (мы уже их назвали: бытие и небытие или познаваемое и непознаваемое) первичным является не само бытие, которое, как это казалось, к примеру, Пармениду, или не сама истина, как это всем, наверное, без исключения философам кажется, а то разделение, то различие, которое оказывается раньше, оказывается более начальным и опосредует само введение этой базовой концептуальной оппозиции.

Когда мы говорим, что есть бытие и это самое важное главное фундаментальное понятие, с которого мы только и можем начать, в действительности такое суждение является следствием некоторой невнимательности, логической неаккуратности. Потому что мы не заметили, что начальным является разделение на бытие и небытие, а значит, еще более начальным является различие между ними. Почему здесь важно указание на некоторую начальность? Философия (в этом заключается пафос философии как проекта метафизики) всегда должна начинать с самого первого. Это связано с тем, что философия намерена обосновывать логическими умозрительными средствами свое положение, а значит, она всегда указывает на то, что мы должны начинать с чего-то настолько непосредственного и очевидного, что само по себе уже не нуждается в некоем обосновании.

То есть для метафизики важнейшим является требование не ошибиться с первоначальным шагом, чтобы не оказалось, что то, что мы посчитали первым, само является чем-то опосредованным и что мы должны в действительности отступить на шаг назад и доказывать то, что лежит в основании, является условием возможности того, что мы ошибочно посчитали первым. Та философия, которая попытается сделать различие ключевым понятием, именно на эту ошибку укажет и скажет, что во всех ключевых философских начинаниях первый шаг всегда оказывался упущенным. Этот первый шаг — различие.

Это можно показывать по-разному. Можно показать вслед за философами, что даже в самом сердце важнейшего для всей философии логики закона тождества лежит опосредование различием. Закон тождества формулируется как «А тождественно А». И философы показывают, что даже здесь, для того чтобы удостоверить некоторое тождество, мы должны вначале проявить некоторое различие между одним А и другим А. По-другому никак формализовать тождество нельзя. Получается, что и здесь, для того чтобы некоторым образом узаконить идею тождественного, мы вначале должны опосредовать ее различием. Различие вновь оказывается первичным.

Можно сказать, что это очень абстрактные способы обоснования различия, хотя здесь можно припомнить более конкретные иллюстрации того, о чем идет речь, — философию Гегеля или Бергсона. Они говорили о том, что в той мере, в которой мы собираемся заниматься не абстрактной реальностью, а конкретной, то есть говорить о том мире, который нас окружает, мы должны согласиться с тем, что этот мир процессуален: он длителен, он историчен, он развертывается во времени. И в той мере, в какой этот мир длится, описание такого мира невозможно с точки зрения абстрактных тождеств.

Когда мы говорим о реальном мире, конкретном, который нас окружает, мы должны сказать, что этот мир постоянно сменяет свои состояния. Он есть мир изменчивый, процессуальный: каждое событие сменяет другое, а значит, здесь мы должны использовать словарь различий. Здесь различие тоже оказывается первичным.

Есть еще более конкретные требования, которые побудили к тому, чтобы сменить словарь и уйти от языка тождеств, сущностей в пользу языка различий. Это те идеи, которые были порождены в рамках структурной лингвистики и структурализма в целом. Здесь впервые обратили внимание на то, что есть такой способ формализации чего бы то ни было, который совершенно чужд языку сущности.

Внутри лингвистики в области фонем Соссюр впервые показал такую интересную вещь. Оказывается, если мы зададимся простейшим вопросом «Что составляет сущность фонемы?» (вопрос актуальный и первичный для лингвистики), то мы не сможем никогда указать, что фонема является некоторой сущностью. Если мы спросим себя, что является сущностным для фонемы А, то мы должны будем сказать, что в этой фонеме нет ничего содержательного. То, что делает ее именно этой фонемой, не что иное, как ее отличие от фонемы Б или от любой другой фонемы внутри этой системы знаков. Соссюр говорил о том, что ценность фонемы определяется только тем, что ставит ее в отличие от любой другой фонемы.

Можно расширительно трактовать вещь, которую Соссюр сделал для структурной лингвистики. Это в последующем было сделано в рамках структурализма — его идею вынесли за пределы лингвистики и перенесли на многие другие области гуманитарного знания. Появилась идея того, что, возможно, элементы, которые мы привычным образом привыкли толковать как нечто содержательное, можно задавать только на языке одних чистых формальных различий. Тем, кто не знаком вообще с лингвистикой, более понятной иллюстрацией того, о чем идет речь, будет пример из теории информации. Простейшая двоичная система кодирования, где есть единичка и ноль, нагляднейшим образом демонстрирует эту идею, которая тоже является немного контринтуитивной. Как правило, когда мы рассуждаем, нам естественнее думать, что есть сущности. Двоичная система говорит одну простую вещь: ничего содержательного в единичке нет, суть единички составляет только то, что она не ноль. Чем же является ноль? Только тем, что он не является единицей, вот и все. Это единственный способ, с помощью которого мы можем задать два этих элемента.

Если мы берем и переносим эту систему в другие области, то, следуя за тем, что сделал структурализм, мы можем согласиться с тем, что, как бы мы ни подступились к теоретическим контекстам, в основе мы находим фундаментальные оппозиции. Структурализм стал говорить о бинарных оппозициях, то есть о неких радикальным образом противопоставленных смысловых единицах. Например, если мы хотим порассуждать о чем-то эстетическом, то в основании будут лежать такие различения, как прекрасно и безобразно. Любые этические дискурсы в основе своей имеют принципиальное разделение на добро и зло. Если любую теоретическую конструкцию анатомировать, если ее деконструировать, то мы обнаружим в пределе всегда существующие некие противостоящие друг другу и взаимоисключающие попарные смыслы. Это сделал не только структурализм, в рамках современного конструктивизма эти вещи тоже были проговорены и продуманы. Но любопытно то, что мы не только находим бинарность в основании любых знаковых символических порождений — в этом смысле любых интеллектуальных порождений, которые являются следствием человеческой мысли, — но их природа такова, что ничего содержательного они в себе не имеют.

Главный скандал, если угодно, то, что может нас несколько изумить, озадачить, не очень нам это понравится — указание на то, что сами эти предельные конструкции устроены совершенно формально. Возьмем оппозицию «возвышенное — низменное» или «сакральное — профанное», «прекрасное — безобразное». Если мы считаем, что внутри этого понятия содержится некоторое содержание, некоторая сущность, то мы должны припомнить тот пример, который мы имеем из теории информации или из лингвистики, а именно то, что этот элемент не содержит в себе ничего содержательного, но существует и обретает свое значение только в связи с другим элементом, а тот, в свою очередь, обязан своим значением первому. Этот механизм взаимных отсылок, взаимнореференциальный, лежит в основании тех трактовок, которые стали говорить, что различие является неким первичным и в этом смысле правильным претендентом на правильную, если угодно, метафизику.

Можно увидеть некоторые примеры того, как это работает и внутри феноменологии. Вообще в разных контекстах это является общим местом переноса внимания от понятия сущности к понятию различия, в совершенно разных контекстах мы встречаемся с одним и тем же алгоритмом. К примеру, в феноменологии такое ключевое понятие, как интенциональность, тоже узаконило первичность различия перед эссенциальными, то есть сущностными, характеристиками сознания, в частности интенциональность. Я говорила, что и само сознание есть не что иное, как опыт различий, потому что вопреки некоторой традиционной вере, что есть объект сам по себе и есть тот предмет, который можно сознавать, есть некое сознание как субъект, которое тоже существует отдельно от этого объекта, интенциональность показала, что всякое сознание направлено на объект. Интенциональность означает эту принципиальную направленность на что-то. И в этом смысле не существует как объекта до начала наблюдений, до начала направленного сознания, не существует и самого сознания как некоего актуального самосхватывания себя сознающего до момента направленности на это сознания.

Но что мы тогда получаем? Мы получаем, что первичен не объект, на что направлено сознание, не само сознание, которое может направляться на эти вещи, а первично то существующее различие, то напряжение, которое есть между ними и которое их взаимоудерживает и фактически формирует как некие элементы. То есть первична интенциональность, а это есть не что иное, как само различие между предметом и сознанием.

Еще более современные версии, которые оговаривают первоначальность различия, обращают внимание на то, что как только те или иные исследовательские практики обращаются к глобальным системам, тотальным, всеохватным объектам, например социуму… Почему мы говорим, что социум является чем-то глобальным, тотальным? Потому что мы считаем, что социолог, который мог бы заниматься изучением общества, в действительности является частью самого этого общества. Он туда вмонтирован, встроен и не может быть выведен вовне, потому что является частью социального.

Когда мы приступаем к исследованию глобальных объектов, методология различений тоже является первостепенной. Поскольку речь идет о том, что, не имея возможности занять позицию вовне, но уже будучи встроенным вовнутрь, единственный способ исследования будет как взаимно направленная интерпретация внутренних областей внимания. То есть изучать общество извне невозможно. И тогда как можно было бы изучать общество? Только находясь внутри, когда мы говорим, что есть разные области. Например, есть область экономики, есть область политики, есть область искусства. И будучи направленными друг на друга, различаясь, выстраивая некие различающиеся интерпретации, каждая из этих областей описывает другую область, интерпретации интерпретируют другие интерпретации и выстраивают уже внутренние схематики взаимно различенного наблюдения, описания.

Диана Гаспарян, кандидат философских наук, PhD, доцент Школы философии НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник лаборатории исследования философии ЦФИ НИУ ВШЭ.

ПостНаука