Обычно мы определяем реальность как то, что есть. Есть в любом случае. Реальность не зависит ни от чего другого, кроме себя самой. Нет таких внешних условий, которые ее определяют. Проще всего это увидеть через отношение наблюдателя к реальности: в мире что-то происходит независимо от того, знаем мы об этом или не знаем, наблюдаем или не наблюдаем. Как бы ни разнились мнения разных наблюдателей, есть что-то такое, что существует само по себе, постоянное и неустранимое. Равно не может быть много разных реальностей: они все равно будут частью одной. Реальность, таким образом, мы мыслим как единственную.

Трудно представить, чтобы кто-то мог мыслить реальность по-другому. Но тут начинаются настоящие философские головоломки. После того как мы нашли нужные определения, мы склонны считать, что все нас окружающее им соответствует, что мир и есть эта самая реальность. Но можем ли мы быть уверены, что мир вокруг нас реален? Я просыпаюсь утром и вижу комнату. А вдруг я еще сплю? А вдруг комнату заменили декорацией комнаты, а вдруг, пока я спала, на меня надели очки или вживили в мозг чип и я вижу то, что мне показывают изобретательные программисты? Я возьмусь ощупывать и осматривать предметы, пробовать на вкус и прислушиваться к запаху, я призову на помощь свидетелей — ведь если вазу на столе вижу не только я, то она там действительно есть! Все эти ухищрения будут крайне ненадежны: свидетели могут тоже оказаться частью эксперимента.

Как же мы можем быть уверены, что имеем дело с реальностью, а не ее искусной подделкой? Увы, никто еще не придумал способ отделить реальное от нереального на практике, опытным путем. В кинофильмах «Матрица», «Шоу Трумана», «Начало» или «Крейсер «Каллистер»/«USS Callister» из четвертого сезона «Черного зеркала» эта идея показана в разных ракурсах и очень наглядно.

Если подумать о конкретных вещах, которые меня окружают, то станет очевидно, что эти вещи обязаны зависеть от моих наблюдений. Если я считаю, что ваза на столе ничем не обязана моему наблюдению, я рассуждаю очень наивно. Для любой другой системы наблюдения она будет чем-то совершенно иным. Так, можно предположить, что для муравья, не имеющего способности к объемному цветному видению, ваза предстанет чем-то другим. Физики же и вовсе скажут, что никакой вазы здесь нет, а есть облако вальсирующих элементарных частиц.

Примеров явлений, которые существуют только благодаря человеку, очень много. Что такое горизонт без человеческого восприятия? О каком «левом и правом» или «верхе и низе» можно говорить вне нашей телесности? Что такое цвет в отсутствии человеческой сетчатки глаза? О каком вкусе шоколада можно говорить, если в мире не останется никого, кто мог бы его попробовать? Строго говоря, к какой бы вещи мы ни обратились, мы понимаем: она такова, каковой нам представляется, ибо представить ее такой, какой она является вне нашего сознания, мы не можем. Мы не можем представить то, что мы не можем представить.

Тогда получается, что в мире непосредственного опыта нет опознавательных знаков того, что именно этот опыт и является реальностью. Окружающий нас мир не сигнализирует о том, что он реален. Из одного только наблюдения за вещами мы не можем заключить, реальны ли они. «Быть реальным» не дается как свойство в нагрузку ко всем остальным свойствам вещей. Реальность вообще не является свойством вещей. Я вижу зеленое, круглое и гладкое яблоко, но я не вижу, что оно реально. Оно может быть компьютерной инсталляцией, галлюцинацией, муляжом и прочей правдоподобной фикцией. Я понимаю, что «зеленое яблоко» всегда привязано к моему восприятию, а чем оно является в отсутствие моего восприятия, я не имею и не могу иметь ни малейшего понятия.

Получается, что реальность не дана нам в опыте, она не эмпирична и не объективна. Но как же быть с данными выше определениями реальности? Принимая их во внимание, приходится утверждать, что реальность ненаблюдаема, но мыслима. Глазами реальность мы не видим, но думать, что реального нет, мы не можем. Несмотря на неубедительность реалистичности мира, никто из нас не готов сомневаться в том, что мир, в котором он живет, реален. Даже самые умудренные философы не теряют связь с реальностью: заказывая кофе, ожидают его получить, а если их обсчитают, требуют жалобную книгу.

Получаем парадокс: на основе опыта всей нашей жизни мы никогда не могли бы прийти к тем определениям реальности, с которых начали этот рассказ. Однако у нас не только есть эти определения, но мы склонны непосредственно применять их к опыту и считать, что окружающий мир им соответствует. Это убеждение — необъяснимый когнитивный инстинкт, присущий всем людям.

Решается ли этот парадокс? Одна из самых глубоких философских программ — программа трансцендентализма — попыталась его распутать. Результаты при этом получились удивительными.

Можно предположить, что реальность есть способ связи, присущий самому наблюдателю. Мы наделяем чувством реальности все, что наблюдаем, но делаем это не произвольно, а потому, что сами являемся инстанцией восприятия, превысить которую не можем. Если я не могу устранить себя как формирующего картинку, то эту невозможность устранения я переживаю как реальность. Мы являемся той рамкой, которая формирует мир и в которую мир укладывается. Этой рамкой являются законы и принципы нашего восприятия и мышления (например, законы логики, законы языка, ощущение пространства и времени, этические ценности или эстетические категории).

Весь мир определяется только этими принципами, то есть только наблюдателем. Поскольку другого мира мы знать не можем, ибо не можем стать другими наблюдателями, то получается, что реальность обеспечивает сам наблюдатель. Определенным, а значит, и реальным этот мир делают законы его восприятия и мышления, которые не могут стать для него другими.

Формируя объекты мира, сам наблюдатель объектом мира не является. Наблюдатель не может стать объектом, поскольку для этого ему пришлось бы выйти за собственные пределы. Он есть прозрачная рамка или граница мира, но он не может находиться внутри мира, который сам формирует.

Мы можем по-разному представлять объекты внутри рамки (например, представить небо розовым, а траву сиреневой), но мы не можем изменять саму рамку: представить траву и небо вне пространства или небо и розовым, и в то же время нерозовым. Можно представить нереальность каждого отдельного объекта внутри рамки: скажем, что его не существует или что он другой. Но представить саму рамку нереальной — несуществующей или другой — не получится. Так происходит, потому что рамка мира является для нас жестко заданной, и мы не можем от нее отказаться, представить ее отсутствие. Например, у нас не может быть других законов логики, другого языка или других времени и пространства. Напротив, конкретные объекты мира мы можем запросто представить отсутствующими или другими.

Фокус всей этой конструкции в том, что мир и его вещи мы воспринимаем вместе с самой рамкой. Вещи всегда мыслятся в пространстве и времени, они всегда мыслятся с помощью понятий языка, а их поведение согласуется с законами логики. Когда мы воспринимаем мир в целом, то и все его содержимое, конкретные вещи, считаем реальным. Но это допущение фактически является иллюзией. Иллюзорно оно потому, что реальность не проистекает из вещей, но привносится рамкой.

В каком-то смысле то, что мы считаем реальностью, действительно есть реальность, но она приходит и уходит с самим наблюдателем. Реальность не находится в том мире, который мы наблюдаем. Реальность не является объективным свойством мира. Если бы она была объективна, она сообщила бы о себе в опыте, а мы не могли бы сомневаться во всем, что нас окружает. Но мы всегда можем усомниться в реальности комнаты, вазы и яблока. Не можем мы усомниться только в самих себе, поскольку законы мышления, за пределы которых мы не можем выйти, совпадают с нами. Именно эта невозможность сомнения в себе и порождает чувство реальности.

Сказанное не значит, что реальность субъективна и мы можем произвольно ее менять. Идеи «что хочу, то и ворочу» и «сколько людей, столько и мнений» тут ни при чем. Философы говорят о трансцендентальности реальности, а не ее субъективности. Мы ничего не можем менять в своем восприятии: для этого нам нужно было бы перестать быть собой. Секрет лишь в том, что реальность не вокруг нас, а в нас самих. Реальность абсолютна (а не относительна), но не объективна (не является независимой от субъекта).

Таким образом, если теперь дать заключительное определение реальности, то оно будет таким: реальность — это то, чего нет в опыте, но благодаря чему есть сам опыт. Это сам наблюдатель, не включенный в то, что наблюдается.

Диана Гаспарян, кандидат философских наук, PhD, доцент Школы философии НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник лаборатории исследования философии ЦФИ НИУ ВШЭ.

ПостНаука